Конечно, события актуальные, не менее чем столетнего прошлого кровавые и социал-регресные («мы творим историю» — скверную ты историю творишь, самодержец «питерский»!) — заслоняют такие даты, как 9 января 1905 года. Однако тем, кто не чужд революционной марксистской традиции, конечно, нельзя забывать, что тогда произошло, и почему стало стартёром Первой русской революции.
Вероятно, ещё потому этот (в череде прочих — не самый массовый и вероломный — вспомним расстрел 1912 года, давший победоносный революционный псевдоним Владимиру Ильичу Ульянову!) расстрел мирных граждан Романовской империи так отдельно запомнился России, что рухнули надежды миром решить нарастающие классовые противоречия. Нарастающие вместе с капиталистическим развитием (которое имело место при чудовищной эксплуатации бесправного рабочего класса) противоречия между созидающим и паразитирующим классом, конечно, упирались в монархию — как институт прошлого, феодальный по сути своей.
Как говорят в таких случаях, если бы Гапона не было — был бы кто-то аналогичный, придумался бы кто-то ещё (в «Жизни Клима Самгина» есть аналогичный подвальный мыслитель, едва не вызывающий тошноту у главного героя: «камень — дурак, дерево — дурак, человек — не дурак…»). Веру в царя как верховного над классами арбитра — необходимо было изжить не просто марксистским самообразованием, ростом самосознания пробуждающегося с 1870-х годов пролетариата, но зримо, публично. И не только у самих рабочих, что существенно — но и у обывателя-середняка, наиболее рьяно проповедовавшего верноподданство и прочие патриотические идейки устаревающей формации. И рекрутированный Зубатовым для легализации рабочего движения, Гапон пошёл самым худшим, но самым при том зримым, не имеющим уже двух толкований, маршрутом.
Программа Зубатова по созданию преданных правительству профсоюзов получила поддержку в высших сферах управления государством, в частности, у министра внутренних дел Вячеслава Плеве. Реализация проекта началась с создания «Собрания русских фабричных рабочих Санкт-Петербурга», руководство которым было поручено Гапону. Георгий Аполлонович, с его яркой внешностью и незаурядными ораторскими данными, как никто другой подходил на роль предводителя рабочих. Руководимый им союз пользовался огромной популярностью: стремительно росло количество членов «Собрания», открывались все новые отделения в разных концах города.
Легализм всегда поначалу встречает поддержку серых масс (вспомним «Народный фронт» — пустышку, выдуманную Путиным в ответ на Левый Фронт), но когда раскрывается его фиктивная сущность, они так же быстро могут отхлынуть. В задушевной обстановке, за чашкой чая Гапон говорил с полунищими, измождёнными работой в цехах людьми так искренне, что слушатели не сомневались – этот человек стремится помочь им добиться справедливости. Он умело использовал религиозность большинства фабричных рабочих и ремесленников и сумел направить их мысль на то, что все проблемы можно урегулировать мирным путём, не смещая царя с трона и вообще не меняя формации. Большим плюсом «нулевых» ХХ века для полиции был тот факт, что проповеди Гапона значительно снизили авторитет революционеров. Члены «Собрания» не желали слушать радикально настроенных агитаторов, не читали их листовок, а слепо шли за своим духовным отцом.
Соединяя религиозное, мракобесное верноподданство со всё менее им и Зубатовым контролируемой классовой ненавистью эксплуатируемых к капиталистам (которые — в гапоновском миропонимании, вроде плохих бояр, оказывались как бы под царём, а отнюдь не на его уровне, то есть правящим классом), поп-проповедник повёл массы к пустому Зимнему дворцу, под винтовочные прицелы и сабельные лезвия вооружённой охраны правящего класса. Очень ярко этот момент показан в советской телеэкранизации «Жизни Клима Самгина» (8 серия). Триколоры очень там на месте!
Николай Второй, которому «на роду написано» повторять подобные акты «высочайшей заботы о народе», впервые столкнулся со столь организованным, массовым шествием трудового народа, однако, предпочёл спрятаться «за обложку» исторической страницы…
Любопытно, что именно предшествовало трусливому бегству Николашки из столицы. 6 января во время Крещенского купания на Неве, на котором по традиции присутствовал император (вспомните нынешнего — дешёвый косплей у VIP-проруби на телекамеры в гербовых валеночках и тулупчике), одно из артиллерийских орудий Петропавловки произвело залп в направлении царской палатки. Орудие, предназначенное для учебной стрельбы, оказалось заряженным боевым снарядом, он разорвался недалеко от палатки Николая II. Никто не погиб, но был ранен городовой. Расследование показало, что это — несчастный случай. Но по городу поползли слухи о покушении на царя (проигранная Русско-японская делала такие покушения вполне логичными и для патриотов). Император в спешном порядке покинул столицу, выехал в Царское Село.
Окончательное решение о том, как действовать 9 января, фактически должны были принимать столичные власти: трусливый и самовлюблённый Николашка от решений отстранился чисто территориально. Армейские командиры получили очень невнятные указания: не допустить рабочих в центр города, ко дворцам царствующих Романовых. Каким образом, непонятно. Петербургская полиция, можно сказать, вообще не получала никаких циркуляров, но от рабочих ничего хорошего не ждала. Сильно религиозные граждане включались в шествие, одержимые верой в царя — это были даже полицаи и городовые, что подтверждает отсутствие централизованного информирования и в их среде… Религиозный фактор способен сильно одурачить даже вооружённых государством людей. Показательный факт: во главе одной из колонн шел пристав Нарвской части, как бы легализуя своим присутствием шествие. Он был убит первым же залпом…
Здесь самое время вспомнить бессмертные строки Владимира Маяковского:
О боге болтая, о смирении говоря, помни день - 9-е января. Не с красной звездой - в смирении тупом с крестами шли за Гапоном-попом. Не в сабли врубались конармией-птицей - белели в руках листы петиций. Не в горло вгрызались царевым лампасникам - плелись в надежде на милость помазанника. Скор ответ величества был: “Пули в спины! в груди! и в лбы!” Позор без названия, ужас без имени покрыл и царя, и площадь, и Зимний. А поп на забрызганном кровью требнике писал в приход царевы серебреники. Не все враги уничтожены. Есть! Раздуйте опять потухшую месть. Не сбиты с Запада крепости вражьи. Буржуи рабочих сгибают в рожья. Рабочие, помните русский урок! Затвор осмотрите, штык и курок. В споре с врагом - одно решение: Да здравствуют битвы! Долой прошения!
Любопытно, как в своём Царском Селе, всегда пытающийся вести жизнь приватную, комфортную, от государственных дел подальше, к феминам и мамАнам поближе, — отражал чудовищные питерские события и их предвестья сам помазанник…
8-го января. Суббота.
Ясный морозный день. Было много дела и докладов. Завтракал Фредерикс. Долго гулял. Со вчерашнего дня в Петербурге забастовали все заводы и фабрики. Из окрестностей вызваны войска для усиления гарнизона.
Рабочие до сих пор вели себя спокойно. Количество их определяется в 120.000 ч. Во главе рабочего союза какой-то священник — социалист Гапон. Мирский приезжал вечером для доклада о принятых мерах.9-го января. Воскресенье.
Тяжелый день! В Петербурге произошли серьезные беспорядки вследствие желания рабочих дойти до Зимнего дворца. Войска должны были стрелять в разных местах города, было много убитых и раненых. Господи, как больно и тяжело! Мама приехала к нам из города прямо к обедне. Завтракали со всеми. Гулял с Мишей. Мама осталась у нас на ночь.10-го января. Понедельник.
Сегодня особых происшествий в городе не было. Были доклады. Завтракал дядя Алексей. Принял депутацию уральских казаков, приехавших с икрою. Гулял. Пили чай у Мама. Для объединения действий по прекращению беспорядков в Петербурге решил назначить ген.-м. Трепова генерал-губернатором столицы и губернии. Вечером у меня состоялось совещание по этому поводу с ним, Мирским и Гессе.11-го января. Вторник.
Днем особых беспорядков в городе не было. Имел обычные доклады. После завтрака принял контр-адм. Небогатова, назначенного командующим дополнительным отрядом эскадры Тихого океана. Гулял. Был нехолодный серый день. Много занимался. Вечер провели все вместе, читал вслух.
Талантливейший публицист Троцкий совершенно справедливо и беспощадно в своих «Исторических портретах» иронизировал над этим «человеческим документом», проникнутым каким-то сентиментальным кретинизмом, вопиющим несоответствием «субъективного фактора» историческим событиям, их масштабу — поверишь тут в вырождение династии чисто генетическое, по-биологизаторски поверишь…
Казалось бы, с тех пор присутствие на пролетарских выступлениях каких-либо хоругвей — абсурд! Однако КПРФ эту практику вернула, приветствуя в своих рядах «веротерпимость» — вероятно, и в этом причина спада численности даже московского, некогда самого в стране большого регионального отделения. Потому что, как учил Михаил Бакунин, допустив одного господа на небе, мы признаем тысячи господ на земле… Уроком той гапоновщины — должна стать веронетерпимость в рядах революционных марксистов. И хоть, выросшая из того Кровавого воскресенья, Первая русская революция не оказалась победоносной, была теми же солдатами тех же питерских полков подавлена в Москве (её финальный вооружённый акт на Красной Пресне), а всё же тогда, 9 января 1905 года трон Романовых фатально пошатнулся и, морально ветшая, стоял потом всего 12 лет под напором всё более сосредотачивающих свои удары пролетарских масс.
Из Первой русской революции и будущий её, Октябрьский командный состав большевиков вынес бесценный боевой опыт: Ильич (ещё не Ленин, Ульянов) писал в эмиграции, что многие ошибки тогда объяснялись медлительностью, незнакомством с революционными темпами развития событий, многие полки не были на пути к Москве и даже в самой Москве распропагандированы имевшимися даже в них самих силами революционеров… Последствия поражения этой вполне мотивированной революции были для профессиональных революционеров, которые не имели иллюзий относительно гуманности Романовых, — однозначны. Только эмиграция, работа над ошибками, в том числе теоретическими, — и новый штурм монархии! Она, монархия, рухнула в ходе ею же объявленной священной и отечественной войны (Первой мировой) — многих усилий самих большевиков тут не потребовалось, однако это уже другая история. Наша с вами История, товарищи!
Дмитрий Чёрный, ОКПИ