Многие ли помнят, с чего начался конституционный и парламентский кризис 1993-го? Откуда само взялось это словосочетание в политическом лексиконе?
К своему стыду, частенько бравируя знаниями новейшей истории (как минимум — той, что проходила перед глазами, в сознательном возрасте, хоть и при неучастии в ней), я и сам не ведал стартовой точки всех передряг весенне-осеннего конституционно-парламентского кризиса 1993-го, закончившегося танковой пальбой по ВС РСФСР и расстрелами на стадионе «Красная Пресня»! Между тем, знать это всё в деталях обязан каждый современный коммунист, чтобы быть во всеоружии перед теми, кто (с упрёком государственника к революционерам) называет нынешний режим конституционным.
Обычно пролегоменами, разминкой перед массовыми выступлениями в поддержку защитников Дома Советов (и не дай бог в тот период называть его Белым домом! как и август 1991-го — путчем!) называют первомайскую демонстрацию 1993-го. Мало кто знает, что та демонстрация, те столкновения — всего лишь на улицах и Октябрьской площади выразили то противостояние, что было сокрыто в стенах всё того же Верховного Совета РФ, по логике реформы власти ставшего аналогом буржуазного парламента.
Это была всё ещё советская власть, хоть и несущая в себе все новобуржуазные пороки, — в каком-то смысле аналог «советов без большевиков», каковыми они были до августа 1917-го, когда именно советская власть подавила Корниловский мятеж (после чего авторитет большевиков и стал расти по экспоненте, а в октябре просто сделал качественный скачок, точно просчитанный Лениным). «Крестьянский вопрос» (в виде «народной приватизации» — каковой бредили многие депутаты с мест), «процентное представительство» и «парад суверенитетов» (национальный вопрос — причём в очень радикально-буржуазном взятии, который в Чечено-Ингушской ССР закончился войной) — вот чем бурлил тогда этот по-прежнему высший орган власти страны (по подправленной ещё до контрреволюции конституции — где главенство КПСС сменилось главенством Совета народных депутатов).
Тут самое время отметить, что конфигурация власти (смешное ельцинское выражение, визуализируемое кукишем) сохранялась практически в том же виде, какой имелся в СССР, где именно Верховный Совет, а отнюдь не ЦК КПСС был высшим органом руководства страной, как бы тут ни камлали демократы. Да-да, любые «планы партии, планы народа» чтобы встать в повестку дня — проходили Верховный Совет СССР. Но поскольку контрреволюция 1991-го и была финальным актом российского сепаратизма, — актом одновременно уничтожения СССР из самого центра и возвышения президента РСФСР Ельцина над президентом СССР Горбачёвым, и ВС РСФСР как альтернативного органа власти, — Верховный Совет СССР (тогда давно заседавший не в Совнаркоме в Охотном Ряду, а в последней «книге» на Калининском проспекте) фактически был вычеркнут из новой «фиги власти» (в качестве образа «новизны» вспоминаем беспалую лапу Ельцина, конечно).
Ещё раз: и СССР, и РФ, принявшая в наследство все законодательно-властные и исполнительно-властные конструкции РСФСР, — были, если подыскивать буржуазные «метафоры», ни разу не президентскими, а именно парламентскими республиками. «Культ личности власти» (выражение поэта Евтушенко — как раз с трибуны Совета народных депутатов прозвучавшее в 1989-м), излишняя централизованность «административно-командной системы» — миф либералов, выросших из комсомольцев и членов КПСС, часть мифа о тоталитаризме в готовом виде принятого страницами партийной прессы из самиздата диссидентов и тезауруса советологов. Не будь этой самоубийственной для (утратившего коммунистический вектор) СССР, изначально пролетарской демократии — не возможны были бы все те перестроечные реформы и расшатывавшие Союз инициативы, так оперативно уничтожившие и плановую экономику, и конституционное главенство морально самоуничтожившейся через гласность КПСС, а затем и сам Союз республик свободных.
Без диамата тут и шагу не ступить: плоха ли была такая, советская демократия, как и принцип «самоопределения вплоть до отделения»? Нет, демократия эта была замечательна, как и принцип крепления республик СССР, многие из которых (прибалтийские, Молдавия) начали «отваливаться» задолго до выхода РСФСР из СССР 12 июня 1990-го. Да-да, и самоопределение наций (республик) и демократия — были высочайшими достижениями социального прогресса, образцами для подражания в настоящем и будущем (там, где строят социализм и коммунизм), НО!
Но только при сохранении вектора коммунистического развития, то есть дальнейшего обобществления самой власти и отмирания как государства, так и республиканских границ в процессе перехода от товарного к нетоварному производству. Свобода республик не ОТ, а свобода ДЛЯ (интеграции, которая давно в СССР и впрямь, на уровне самих семей — стёрла национальное во имя интернационального, — см. книгу Хачатура Исмаилова «Ещё 28 минут«). Советская демократия была сложнейшим, учитывающим все нюансы высокоразвитого, устремлённого в космические выси и глубины научных глобальных вопросов, общества, приводным механизмом реализации идей и коллективного принятия решений. И, как все сложные механизмы, он был куда более простых механизмов уязвим. Вырастить противоречия между наличной демократией и теми идеями, которыми она порождена, ради реализации которых и существует, — не составило никакого труда всего за одну пятилетку. И искать тут некоего одного виновного, соваться с теорией заговора только Запада или только неких «Яковлевых и Ко» — бессмысленно. Да, Горбачёв сыграл ключевую, стартовую роль, но смешно возвышать его до идеолога всего социал-регрессного процесса («хлауное нАчать» — вот в чём его основная вина).
Смотри-ка, и этот о коммунизме говорит и о болезненности социального регресса в капитализм! Всё-таки понимает «векторность» общественного сознания.
Отсюда кавычки, в которые мы, коммунисты, берём слово-идентичность демократ. Ведь новым вектором демократии, — всё той же, но уже и не той (диамат!), — стали капиталистические реформы. В ходе замены власти, контролирующей социалистическую собственность, на власть (а лица всё те же!), контролирующую собственность уже частную — и сама демократия постепенно переставала быть нужной, «отжила своё» (в капиталистическом понимании). Потому смехотворные упрёки коммунистам в «тоталитарности сознания» — возвращайте «демократам»! Не будь использованной ими ради своих целей Советской демократии — не было бы «торжества демократии» в 1991-м, не было бы капитализма, не было бы нынешней буржуазной диктатуры. Да-да, такое только диалектической логикой постигаемо.
Собственно, эта же демократия и бушевала в ВС РСФСР и расположившемся в нём Совете народных депутатов в марте 1993-го, когда советский народ на территории РФ уже вкусил гайдаровских реформ, освобождения цен летом 1992-го — вкусил торжества товарно-денежных отношений, которые вышли из-под контроля Госплана (чисто схематически — основной слом этого механизма произошёл ещё до августа 1991-го, конечно, но на уровне указов, Ельцин довершил это чёрное дело лишь 29 января 1992-го — № 65 «Указ о свободе торговли»).
Разрекламированная «невидимая рука Рынка» пока что вернула местами только карточную систему распределения, оставила без спроса и зарплат массу производств, разрушила межпроизводственную кооперацию — переход на те самые капиталистические рельсы, где Ельцин обещал расположить свою голову в случае роста цен, происходил весьма травматично. И с такими потерями, что за полгода популярность триколорного президента рухнула. Телеобращения его от 20 марта, за которым Совет народных депутатов инициировал импичмент, я не нашёл, однако вот показательный весенний визит в Универсам — который популист Ельцин хотел превратить в свой пиар, но наткнулся на ненависть москвичей, на больные их вопросы (включая квартирные) и позорно бежал под охраной Коржакова.
Итак, не в мае 1993-го, а в марте начался кризис, становившийся и «парламентским» и «конституционным» для Ельцина — после 20 марта, эту дату важно помнить. О чём говорил с ТВ Ельцин — ну, наверное о свободе торговли, которая наконец-то открылась для дорогих россиян (большинство было обуреваемо мелкобуржуазными идейками «купить пекарню» — даже на нашей кухне звучали такие мысли, буквально ветром от телека заносило). В марте 1993 года Съезд народных депутатов Российской Федерации впервые пытался отрешить Ельцина от должности президента в связи с его телеобращением. За импичмент Ельцину проголосовали 618 депутатов при необходимых 699 голосах. Это был очень громкий «звонок на выход» — давший понять Ельцину, что здесь будет бой не на жизнь, а на смерть.
Пришлось проводить 25 апреля референдум! Помните «да-да-нет-да?» (даже в КВН нашедшую отражение «формулу успеха»: последнее «да» — это про выборы нового Совета народных депутатов, формулировка была хитрая, бьющая по инициаторам импичмента). Я уже тогда голосовал строго наоборот, выразил Ельцину недоверие, а Совету доверие, — скорее, интуиция, а не сознательность в этих сложноватых для меня тогда вопросах, но всё же мои галочки стояли не в триколорном поле… В результате референдума, президент, равно как и Съезд как высший орган власти, сохранили свои полномочия.
Так что всего-то недельку спустя грянувшие на Ленинском проспекте бои краснознамённой и многотысячной тогда ещё первомайской демонстрации — бои древками и ментовскими же дубинками с плохо экипированными, в мотоциклетных шлемах ментами, — не были неожиданными. Это выплеснулась на улицы самая первая волна ненависти к реформаторам, многие из которых были и в Совете народных депутатов РФ, не будем забывать, однако палуба корабля Российской Федерации ощутимо зашаталась. Курс реформ оказывался под растущим вопросом. Причём дело импичмента депутаты ВС РСФСР не забросили — в сентябре 1993-го этот, основной вопрос и встал в повестку дня новой сессии.
В сентябре 1993 года, после того как Ельцин указом № 1400 (признанным Конституционным судом не соответствующим действующей Конституции России 1978 года с поправками 1989—1992 годов и являющимся основанием для прекращения президентских полномочий Ельцина) предписал Верховному Совету и Съезду прервать осуществление своих функций, Верховный Совет, в свою очередь, на основании статьи 121-6 действовавшей конституции констатировал прекращение полномочий Ельцина с момента издания упомянутого указа. Конституция стала для Ельцина смертельно плоха.
То самое двоевластие, которое характеризовало формационные сдвиги всегда — как в 1917-м точно описанное Троцким в «Истории русской революции» двоевластие Советов (Смольный) и Временного правительства (Мариинский дворец), — в сентябре обозначилось уже с чёткостью, невыносимой для Ельцина. Зная подробности, какими малыми силами/умами, каким малым количеством просто персон, решались тогда судьбы России и не только России (вспомним соседство триколора и жовтоблакитного прапора у Белого дома в августе 1991-го — «за нашу и вашу свободу» буквально, — от чего? от заводов, колхозов, от социалистической собственности в итоге), — конечно, обалдеваешь… То, что из вопроса импичмента Ельцину (одному, хоть и крупному размерами гражданину РФ) переросло и в танковый биатлон на мосту у ВС РСФСР, и затем в Первую Чеченскую, то есть в гибель у стен Верховного Совета сотен, а затем в Чечне и тысяч человек, и от реформ — вообще миллионов, — не стало гражданской войной, что даже Проханов поставил в заслугу Ельцину.
Отметим, что бравирование результатами апрельского референдума-1992 (последнее «да» за досрочные выборы Совнардепа поставили 67% — самое большое число в графах, доверие ЕБН выразили 58%) — не более чем фигура речи ожидающего второй импичмент-атаки президента. Как обошлись с результатами референдума за сохранение СССР год назад, в августе и декабре — мы хорошо помним… Ельцин, в отличие от ВС РСФСР — летом готовился к схватке (см. «Красно-коричневый» Проханова).
Однако задумаемся, с кем бы в итоге, если б противостояние длилось месяцы, была брошенная на произвол судьбы армия и голодные регионы тогда, осенью 1993-го? Уверен, что всё же с куда более тесную связь с трудящимися имеющей на местах советской властью, а не с президентом-узурпатором. Но политическая и идеологическая инициатива — была у него, потому и победил. Он волок в капитализм Россию уверенно и нагло. Собственно тогда-то этот, уже сугубо президентский, режим и взял манеру при малейшей опасности или надобности для себя переписывать конституцию (в 2021-м был очередной шаг к царизму от социализма — а язык той, изначальной конституции 1978 года, сохранился и в нынешней местами).
Но в 1993-м основным в повестке дня был, конечно, вопрос собственности — социалистическую надо было делить, вести общество от равенства к неравенству. Именно не «поровну» делить, а создавая крупного собственника и миллионы бесправных наёмных рабов, создавая буквально с нуля эксплуататора — которого в 1917-м вроде бы уничтожили большевики как класс не только декретами СНК, но и на деле национализацией, взятием власти на заводах фабзавкомами… Так что били за доллары Гайдара купленные танкисты Таманской дивизии не только по пытавшимся отрешить Ельцина от должности депутатам последнего Совета, а и по конституции Советской, брежневской, первоисточнику той демократии, что переставала быть нужной реформаторам.
Сами по себе термины новой политики говорили о регрессе: «указ президента»! Это какая-то смехотворная помесь нижегородского с французским, царизма и американской демократии — однако до сих пор это слово не вызывает оторопи у современников. А что такое Госдума — как не громадный шаг назад от Верховного Совета СССР и даже РСФСР? Как увидели мы выше, названия очень много значат…
Если тема вызвала интерес (а все мы, конечно, под впечатлением от трёхсерийки ФБК «Предатели» — только для нас это не предатели «идей демократии», а советского народа и рабочего класса предатели) — о дальнейших попытках импичмента, в Госдуме — напишу вторую часть. Это уже 1998-й и 1999-й годы будут…
Дмитрий Чёрный