Двухпенсовый подвес или коммуналки?

Антикоммунисты очень любят проклинать СССР за «ужасы сталинских коммуналок» и «хрущёб», в которые безжалостная советская власть загоняла трудящихся вместо того, чтобы немедленно после революции предоставить каждой рабочей семье по отдельному комфортабельному особняку. Поэтому любопытно сравнить, как в это самое время приходилось ночевать малоимущим в «цивилизованных странах». Возьмём для примера 1932 год, в который весьма уважаемый теми же антикоммунистами Джордж Оруэлл написал свою первую книгу «Фунты Лиха в Париже и Лондоне».

Вот как по его описанию выглядела ночёвка в этих городах для тех, у кого на ночлег имелось только два пенса.

«Двухпенсовый подвес». Ночёвка классом чуть повыше уличной. В двухпенсовом подвесе клиентов сажают на длинную лавку, натянув перед ними канат, который удерживает спящих, как поперечная жердь клонящейся трухлявой изгороди. В пять утра человек, насмешливо называемый камердинером, канат снимает. Сам я в подвесах не бывал, но Чумарь ночевал там часто и на вопрос, можно ли вообще спать в подобном положении, ответил, что не так худо, как слабаки про то трезвонят, – лучше уж, чем на голом полу. Подобного типа пристанища есть и в Париже, только стоят там не два пенса, а двадцать пять сантимов (полпенни).

На фотографиях, впрочем, мы видим, что никаких лавок для сидения ночующим могли и не предоставлять – ненужная роскошь! – а просто предлагали им за два пенса стоя повисеть ночью на верёвках, как птичкам.

А вот более роскошный вариант ночёвки, практически люкс, для тех толстосумов, у которых имелось на ночлег аж целых четыре пенса.

Оруэлл: «Гроб». За четыре пенса вы ложитесь в деревянный ящик, накрытый брезентом. Спать холодно, и хуже всего масса гнездящихся между досками лютых клопов, от которых никуда не деться».

Такие дела. Полезно иметь перед глазами картину «двухпенсового подвеса», прежде чем говорить что-то об «ужасах коммуналок», куда в СССР, между прочим, переселяли людей из сырых подвалов и бараков.

А следующей стадией улучшения жилищных условий были т.н. «хрущёвки», то есть пятиэтажные дома с отдельными квартирами для каждой семьи…

Интересно, предпочли бы обличители «совка» им «двухпенсовый подвес» или даже комфортабельный «гроб» с клопами?

Александр Майсурян

---

От редакции: Зная наипозитивнейшее отношение товарища Майсуряна к хрущёвскому периоду и негативное к сталинскому (членство в РРП накладывает некие отпечатки предпочтений), мы хотели бы всё же уточнить в пределах 1930-х, какие были у пролетариев жилищные условия в СССР, и за его пределами. Сравнивать 1930-е «там» и 1960-е «тут», когда хрущёвки встали на поток, наверное, не очень корректно. Тем более, что уточнение это будет, конечно же, не в пользу капитализма!

Тогда на повестке дня были в СССР, конечно же, коммуналки. Причём не сталинские, а ещё ленинские — уплотнение квартир в бывших доходных домах Петрограда, Москвы, других промышленных центров началось с первых дней революции, и вызывало, само собой, отпор, злость и ненависть теснимых классов. Так родился, например, просуммировавший «квартирный вопрос» профессор Преображенский у киевлянина Булгакова (кстати, учёный-прототип его жил вовсе не в Москве, а в Томске). Новая, пролетарская власть никого и никогда не выселяла вообще на улицу — а вот потесниться заставляла.

Знаю это по собственной семье Былеевых-Успенских, которой по бездомности (а семья-то большая — пятеро детей одних на момент въезда) сперва отдали в РОНО целый этаж бывшего особняка Немчиновых в Малом Лёвшинском переулке (дом 5, квартира 5). Прабабушка моя, Анна Георгиевна Буланова (в девичестве, дочь купца 1-й гильдии), поскольку зима 1920-го года была лютой, сама попросила в РОНО подселить на этаж ещё жильцов в пустующие комнаты, чтоб было жить теплее, протапливать его одной печкой не получалось. Подселили социально близких — фрейлину Михно, генеральшу Жуковскую, а затем уже Сориных, Тумерманов, Дудников и Воробьёвых (единственная семья рабочего).

Этот один штрих объясняет многое и в том, почему так тесно жили, и заодно, как уживались прежде привилегированные классы с «понаехавшим» после революции в Москву пролетариатом. В тот момент общество без лишних слов понимало, и зачем ему образованные «бывшие» (включая даже фрейлин, военспецов из генштаба), активно передающие прежние излишки образованности (знания, кругозор, начитанность, даже манеры), и зачем ему — в пределах даже одного дома, — дворники, слесари, рабочие… Прежде и не видавшие друг друга, части общества сблизились, и вот это называлось коммунальным бытом, который был вовсе не так плох, как индивидуальные «гробы» в капстранах, полные клопов и блох. В этих смешных и одновременно ужасных условных выгородках, за спаньё в которых с бедняков ещё и деньги брали — выразилось отношение проживающих в огромных особняках к тем, кто не набрался ума и сил их свергнуть.

Да-да, уважаемый класс-могильщик буржуазии — это тебя так морально похоронили. Уложить пролетария в пронумерованный гробик заживо — да так, чтоб он не протянул руку к соседу, не сплотился с ним, не проломил преграды и не разнёс в щепки всю ночлежку, а покорно индивидуально спал и кормил клопов — вот воплощённая мечта буржуя! И ещё получать с самого рабочего за это… Вот это «Оруэлл» в переносном смысле — то, что сделали синонимом насилия над личностью, стандартизации, обезличивания. Только это — буржуазный тоталитаризм.

А ведь даже унизительные коробки эти делали рабочие для рабочих — вот в чём абсурд. Неужели не знали, для чего работают — столяры и плотники? Ведь это они себе как классу и создавали ночные клетухи!..

В СССР даже в голодные для всей Европы 1932-33 годы вовсю строились новые дома. Численно родина социализма росла, значит, и жильё новое требовалось.

Сплачивалось советское общество — но кому-то из теснимых, понятно, это не нравилось. И далеко не все из них вели только беседы на темы личных неудобств и хождения «хама» чёрным ходом вместо парадного, как Преображенский в «Собачьем сердце». Кто-то шёл в «белые» (такой персонаж есть в романе «Перед прыжком» Дмитрия Ерёмина), кто-то потом вредительствовал на заводах и в общежитиях, и так мстил «власти хама»… Соответствующий эпизод есть в кинофильме «Операция «Трест», например.

Любопытно, что вредителей этих не расстреливали — зачем? По-пролетарски это нерациональный расход материи! Их ссылали в Гулаг, где им давался шанс перевоспитаться трудом и вернуться в общество на «гражданку» с новой профессией даже. И вот там условия жизни, на Беломорканале том же, были куда лучше, чем в те же годы для преступников и безработных в капстранах (о чём убедительные сравнительные данные есть в самом начале книги «Канал имени Сталина», 1934). Главный аргумент либералов и антисоветчиков, что Гулаг использовал рабский труд — разбивается одними этими данными.

Не рабский труд — а сами себя кормят. Вот это уже вернее. Себя кормят, а заодно из подручных материалов (диабаза того же) строят самый сложный в мире на данный момент, многоступенчатый (многошлюзовой) канал, а как построят — ещё и по УДО выйдет половина из ста десяти тысяч работающих, в основном ударники. Тем временем в капстранах столько же рабочей силы для сравнимого по дерзости проекта — даже и не требовалось, безработица там была и вот такие гробики в ночлежках. Никаких чертежей (которые создавали сами же экс-вредители и «каэры» — контрреволюционеры — статья была в УК, — из инженеров, прямо на первом этаже Лубянки) капитализм не мог предложить для воплощения рабочим — потому что это был мир буржуев!..

Так в чём же состояло главное отличие от СССР того капиталистического мира, внутри которого пожил Оруэлл и который критикуя он и написал «1984», книгу — которую почему-то советологи сочли критикой социализма? Хотя «ужасы стандартизации» им были взяты именно из буржуазной реальности — реальности отношения богачей к беднякам…

Отличие как в наличии безработицы и миллионов бедняков в капстранах (эти тенденции были усилены великой депрессией и как раз к началу 1930-х), так и в наличии у рабочего класса СССР одной из самых популярных форм (теперь сказали бы — опций) возведения себе жилья… Вы не поверите, но даже кооперативное жильё, то есть строившееся на средства пайщиков — возводилось по конструктивистским проектам с коммуналками внутри! (см. фото выше — дом на Каляевской-5 по проекту Ильи Голосова на стадии строительства, в проект вносились корректировки по ходу возведения)

Вот этого, наверное, нынешнее сознание нашего современника, отравленное частной собственностью в восприятии всего вокруг — понять не в состоянии. А коммунальные квартиры — не только создавались в старых домах, где в апартаментах господских возникали всевозможные выгородки, но строились в середине 1930-х сплошь и рядом. Коммуналка с общей кухней, ванной, туалетом и отдельными для каждой семьи комнатами — стала нормой нового быта. И это сейчас, очень издали, из отдельных квартир под каждую семью — выглядит неудобствами! Напротив, для тех же американских фермеров, измученных великой депрессией такие условия жизни в 1930-х, как в советских коммуналках, были пределом мечтаний.

Первый на всю Москву кооперативный дом, на будущей улице Фадеева, одним из боков выходящий на Оружейный переулок, другим на Каляевскую улицу (Каляевская, дом 5) — строился по проекту популярнейшего тогда архитектора Ильи Голосова. Я в этом длиннющем (до музея Глинки доходит) доме бывал, и запомнил его широченные балконы, куда подразумевался выход всех жильцов. Но строили-то на свои! Чтоб жить не в персональных квартирах, а снова вместе. Взносы на строительство дома на Каляевской начали собирать еще в 1926 г.  Часть будущих жильцов действительно вносили средства в валюте, но не все имели отношение к РЖСКТ НКИД/НКВТ — Наркомат внешней торговли. Сотрудники же дипломатических и внешнеторговых ведомств выплачивали свою долю в советских рублях, а таких было большинство. Однако те, кто платил в валюте (!), имели некоторые преимущества.

Этот фонтан, кстати, поныне функционирует в тёплые времена года, а детская площадка увеличилась — правда, уже нет статуи Ленина (на её месте как раз горка детской площадки) и массовиков-затейников…

Простейшие по архитектуре, но всё же относимые к конструктивизму, дома с коммуналками не стихийными, а изначально распланированными — строились с 1923 года, многие датированы 1924-м. Например, в районе Воронцовских бань — кварталы ещё при Ленине строились. Рабочий класс расправлял плечи и в жилищном измерении — слаженно работали, много и строили. И право на жильё было прописано в новой, Сталинской конституции 1936 года. В ней вообще все гражданские права впервые в истории цивилизации были обеспечены материально — это отмечал Л.Фейхтвангер в книге-очерке «Москва, 1937».

Вот ещё, из тех же лет как пример — дом вагоностроительного завода им. Войтовича на улице Рабочей, построен в 1935-м. Тоже конструктивизм, тоже только коммуналки, архитектор Ваммус. Отличие: в первом подъезде — лифт, потому что 6 этажей (нормировка! далее — 5, и потому без лифтов). Заселён изначально он был, как говорится, под завязку! И полуподвальные помещения, и сами коммуналки, и даже чердак. Тогда каждый построенный на рабочие средства квадратный метр был в ведении рабочих же. От этого дома (№6) у меня остались даже квартирные таблички тех самых коммуналок — я защищал этот дом в апреле-мае 2000 года, но так и не защитил, снесли его, на месте конструктивизма построили типовую 16-этажку…

Эти скромные на вид сейчас дома являли собой в 1924-м средоточие технических новинок: освещённые электричеством, с паровым отоплением, с широченными окнами, библиотеками, детскими площадками, палисадниками, распланированными ещё на стадии чертежей, с детскими садами и школами поблизости — о таком рабочие Запада могли в 1920-х и 1930-х только мечтать!

Вот, например, как тружеников ферм сгоняли с их, по наследству перешедшей, земли господа банкиры в САСШ в конце всё тех же 1930-х. Такое насилие по законам капитала либералам нашим не кажется плохим, а вот когда в Гулаге трудятся на благо общества те, чья вина в попытках разрушить социалистическое общество доказана — это попрание сразу же всех свобод…

Дмитрий Чёрный, ведущий РАДРЕАЛа.мск